Главная
Владельцам сайтов - надёжный заработок
Поступление за деньги
Подача документов
Математика
Сочинение
Обществознание
Результаты экзамена
Ссылки
Апелляция
Купить CD ШКОЛЬНАЯ ПРОГРАММА
Купить 1C:Репетитор.Русский язык (9-11 класс)
Учебник составлен при активном участии
филологического факультета МГУ.
Купить Teach Pro. Математика 7-11 класс
Купить Тесты по математике
Купить CD Геометрия
Купить CD Математика/Начала анализа
Купить CD Тригонометрия
Купить CD Уравнения/Неравенства
|
Мастер и Маргарита
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Глава 8. Поединок между профессором и поэтом
Как раз в то время, когда сознание покинуло Степу в Ялте, то есть около
половины двенадцатого дня, оно вернулось к Ивану Николаевичу Бездомному,
проснувшемуся после глубокого и продолжительного сна. Некоторое время он
соображал, каким это образом он попал в неизвестную комнату с белыми
стенами, с удивительным ночным столиком из какого-то светлого металла и с
белой шторой, за которой чувствовалось солнце.
Иван тряхнул головой, убедился в том, что она не болит, и вспомнил, что
он находится в лечебнице. Эта мысль потянула за собою воспоминание о гибели
Берлиоза, но сегодня оно не вызвало у Ивана сильного потрясения. Выспавшись,
Иван Николаевич стал поспокойнее и соображать начал яснее. Полежав некоторое
время неподвижно в чистейшей, мягкой и удобной пружинной кровати, Иван
увидел кнопку звонка рядом с собою. По привычке трогать предметы без
надобности, Иван нажал ее. Он ожидал какого-то звона или явления вслед за
нажатием кнопки, но произошло совсем другое. В ногах Ивановой постели
загорелся матовый цилиндр, на котором было написано: "Пить". Постояв
некоторое время, цилиндр начал вращаться до тех пор, пока не выскочила
надпись: "Няня". Само собою разумеется, что хитроумный цилиндр поразил
Ивана. Надпись "Няня" сменилась надписью "Вызовите доктора".
-- Гм... -- молвил Иван, не зная, что делать с этим цилиндром дальше.
Но тут повезло случайно: Иван нажал кнопку второй раз на слове
"Фельдшерица". Цилиндр тихо прозвенел в ответ, остановился, потух, и в
комнату вошла полная симпатичная женщина в белом чистом халате и сказала
Ивану:
-- Доброе утро!
Иван не ответил, так как счел это приветствие в данных условиях
неуместным. В самом деле, засадили здорового человека в лечебницу, да еще
делают вид, что это так и нужно!
Женщина же тем временем, не теряя благодушного выражения лица, при
помощи одного нажима кнопки, увела штору вверх, и в комнату через
широкопетлистую и легкую решетку, доходящую до самого пола, хлынуло солнце.
За решеткой открылся балкон, за ним берег извивающейся реки и на другом ее
берегу -- веселый сосновый бор.
-- Пожалуйте ванну брать, -- пригласила женщина, и под руками ее
раздвинулась внутренняя стена, за которой оказалось ванное отделение и
прекрасно оборудованная уборная.
Иван, хоть и решил с женщиной не разговаривать, не удержался и, видя,
как вода хлещет в ванну широкой струей из сияющего крана, сказал с иронией:
-- Ишь ты! Как в "Метрополе"!
-- О нет, -- с гордостью ответила женщина, -- гораздо лучше. Такого
оборудования нет нигде и за границей. Ученые и врачи специально приезжают
осматривать нашу клинику. У нас каждый день интуристы бывают.
При слове "интурист" Ивану тотчас же вспомнился вчерашний консультант.
Иван затуманился, поглядел исподлобья и сказал:
-- Интуристы... До чего же вы все интуристов обожаете! А среди них,
между прочим, разные попадаются. Я, например, вчера с таким познакомился,
что любо-дорого!
И чуть было не начал рассказывать про Понтия Пилата, но сдержался,
понимая, что женщине эти рассказы ни к чему, что все равно помочь она ему не
может.
Вымытому Ивану Николаевичу тут же было выдано решительно все, что
необходимо мужчине после ванны: выглаженная рубашка, кальсоны, носки. Но
этого мало: отворив дверь шкафика, женщина указала внутрь его и спросила:
-- Что желаете надеть -- халатик или пижамку?
Прикрепленный к новому жилищу насильственно, Иван едва руками не
всплеснул от развязности женщины и молча ткнул пальцем в пижаму из пунцовой
байки.
После этого Ивана Николаевича повели по пустому и беззвучному коридору
и привели в громаднейших размеров кабинет. Иван, решив относиться ко всему,
что есть в этом на диво оборудованном здании, с иронией, тут же мысленно
окрестил кабинет "фабрикой-кухней".
И было за что. Здесь стояли шкафы и стеклянные шкафики с блестящими
никелированными инструментами. Были кресла необыкновенно сложного
устройства, какие-то пузатые лампы с сияющими колпаками, множество склянок,
и газовые горелки, и электрические провода, и совершенно никому не известные
приборы.
В кабинете за Ивана принялись трое -- две женщины и один мужчина, все в
белом. Первым долгом Ивана отвели в уголок, за столик, с явною целью кое-что
у него повыспросить. Иван стал обдумывать положение. Перед ним было три
пути. Чрезвычайно соблазнял первый: кинуться на эти лампы и замысловатые
вещицы, и всех их к чертовой бабушке перебить и таким образом выразить свой
протест за то, что он задержан зря. Но сегодняшний Иван уже значительно
отличался от Ивана вчерашнего, и первый путь показался ему сомнительным:
чего доброго, они укоренятся в мысли, что он буйный сумасшедший. Поэтому
первый путь Иван отринул. Был второй: немедленно начать повествование о
консультанте и Понтии Пилате. Однако вчерашний опыт показал, что этому
рассказу не верят или понимают его как-то извращенно. Поэтому Иван и от
этого пути отказался, решив избрать третий: замкнуться в гордом молчании.
Полностью этого осуществить не удалось и, волей-неволей, пришлось
отвечать, хоть и скупо и хмуро, на целый ряд вопросов.
И у Ивана выспросили решительно все насчет его прошлой жизни, вплоть до
того, когда и как он болел скарлатиною, лет пятнадцать тому назад. Исписав
за Иваном целую страницу, перевернули ее, и женщина в белом перешла к
расспросам о родственниках Ивана. Началась какая-то канитель: кто умер,
когда да отчего, не пил ли, не болел ли венерическими болезнями, и все в
таком же роде. В заключение попросили рассказать о вчерашнем происшествии на
Патриарших прудах, но очень не приставали, сообщению о Понтии Пилате не
удивлялись.
Тут женщина уступила Ивана мужчине, и тот взялся за него по-иному и ни
о чем уже не расспрашивал. Он измерил температуру Иванова тела, посчитал
пульс, посмотрел Ивану в глаза, светя в них какою-то лампой. Затем на помощь
мужчине пришла другая женщина, и Ивана кололи, но не больно, чем-то в спину,
рисовали у него ручкой молоточка какие-то знаки на коже груди, стучали
молоточками по коленям, отчего ноги Ивана подпрыгивали, кололи палец и брали
из него кровь, кололи в локтевом сгибе, надевали на руки какие-то резиновые
браслеты...
Иван только горько усмехался про себя и размышлял о том, как все это
глупо и странно получилось. Подумать только! Хотел предупредить всех об
опасности, грозящей от неизвестного консультанта, собирался его изловить, а
добился только того, что попал в какой-то таинственный кабинет затем, чтобы
рассказывать всякую чушь про дядю Федора, пившего в Вологде запоем.
Нестерпимо глупо!
Наконец Ивана отпустили. Он был препровожден обратно в свою комнату,
где получил чашку кофе, два яйца в смятку и белый хлеб с маслом.
Съев и выпив все предложенное, Иван решил дожидаться кого-то главного в
этом учреждении и уж у этого главного добиться и внимания к себе, и
справедливости.
И он дождался его, и очень скоро после своего завтрака. Неожиданно
открылась дверь в комнату Ивана, и в нее вошло множество народа в белых
халатах. Впереди всех шел тщательно, по-актерски обритый человек лет сорока
пяти, с приятными, но очень пронзительными глазами и вежливыми манерами. Вся
свита оказывала ему знаки внимания и уважения, и вход его получился поэтому
очень торжественным. "Как Понтий Пилат!" -- подумалось Ивану.
Да, это был, несомненно, главный. Он сел на табурет, а все остались
стоять.
-- Доктор Стравинский, -- представился усевшийся Ивану и поглядел на
него дружелюбно.
-- Вот, Александр Николаевич, -- негромко сказал кто-то в опрятной
бородке и подал главному кругом исписанный Иванов лист.
"Целое дело сшили!" -- подумал Иван. А главный привычными глазами
пробежал лист, пробормотал: "Угу, угу..." И обменялся с окружающими
несколькими фразами на малоизвестном языке.
"И по-латыни, как Пилат, говорит..." -- печально подумал Иван. Тут одно
слово заставило его вздрогнуть, и это было слово "шизофрения" -- увы, уже
вчера произнесенное проклятым иностранцем на Патриарших прудах, а сегодня
повторенное здесь профессором Стравинским.
"И ведь это знал!" -- тревожно подумал Иван.
Главный, по-видимому, поставил себе за правило соглашаться со всем и
радоваться всему, что бы ни говорили ему окружающие, и выражать это словами
"Славно, славно...".
-- Славно! -- сказал Стравинский, возвращая кому-то лист, и обратился к
Ивану: -- Вы -- поэт?
-- Поэт, -- мрачно ответил Иван и впервые вдруг почувствовал какое-то
необъяснимое отвращение к поэзии, и вспомнившиеся ему тут же собственные его
стихи показались почему-то неприятными.
Морща лицо, он, в свою очередь, спросил у Стравинского:
-- Вы -- профессор?
На это Стравинский предупредительно-вежливо наклонил голову.
-- И вы -- здесь главный? -- продолжал Иван.
Стравинский и на это поклонился.
-- Мне с вами нужно поговорить, -- многозначительно сказал Иван
Николаевич.
-- Я для этого и пришел, -- отозвался Стравинский.
-- Дело вот в чем, -- начал Иван, чувствуя, что настал его час, -- меня
в сумасшедшие вырядили, никто не желает меня слушать!..
-- О нет, мы выслушаем вас очень внимательно, -- серьезно и
успокоительно сказал Стравинский, -- и в сумасшедшие вас рядить ни в коем
случае не позволим.
-- Так слушайте же: вчера вечером я на Патриарших прудах встретился с
таинственною личностью, иностранцем не иностранцем, который заранее знал о
смерти Берлиоза и лично видел Понтия Пилата.
Свита безмолвно и не шевелясь слушала поэта.
-- Пилата? Пилат, это -- который жил при Иисусе Христе? -- щурясь на
Ивана, спросил Стравинский.
-- Тот самый.
-- Ага, -- сказал Стравинский, -- а этот Берлиоз погиб под трамваем?
-- Вот же именно его вчера при мне и зарезало трамваем на Патриарших,
причем этот самый загадочный гражданин...
-- Знакомый Понтия Пилата? -- спросил Стравинский, очевидно,
отличавшийся большой понятливостью.
-- Именно он, -- подтвердил Иван, изучая Стравинского, -- так вот он
сказал заранее, что Аннушка разлила подсолнечное масло... А он и
поскользнулся как раз на этом месте! Как вам это понравится? --
многозначительно осведомился Иван, надеясь произвести большой эффект своими
словами.
Но эффекта не последовало, и Стравинский очень просто задал следующий
вопрос:
-- А кто же эта Аннушка?
Этот вопрос немного расстроил Ивана, лицо его передернуло.
-- Аннушка здесь совершенно не важна, -- проговорил он, нервничая, --
черт ее знает, кто она такая. Просто дура какая-то с Садовой. А важно то,
что он заранее, понимаете ли, заранее знал о подсолнечном масле! Вы меня
понимаете?
-- Отлично понимаю, -- серьезно ответил Стравинский и, коснувшись
колена поэта, добавил: -- Не волнуйтесь и продолжайте.
-- Продолжаю, -- сказал Иван, стараясь попасть в тон Стравинскому и
зная уже по горькому опыту, что лишь спокойствие поможет ему, -- так вот,
этот страшный тип, а он врет, что он консультант, обладает какою-то
необыкновенной силой... Например, за ним погонишься, а догнать его нет
возможности. А с ним еще парочка, и тоже хороша, но в своем роде: какой-то
длинный в битых стеклах и, кроме того, невероятных размеров кот,
самостоятельно ездящий в трамвае. Кроме того, -- никем не перебиваемый Иван
говорил все с большим жаром и убедительностью, -- он лично был на балконе у
Понтия Пилата, в чем нет никакого сомнения. Ведь это что же такое? А? Его
надо немедленно арестовать, иначе он натворит неописуемых бед.
-- Так вот вы и добиваетесь, чтобы его арестовали? Правильно я вас
понял? -- спросил Стравинский.
"Он умен, -- подумал Иван, -- надо признаться, что среди интеллигентов
тоже попадаются на редкость умные. Этого отрицать нельзя!" -- и ответил:
-- Совершенно правильно! И как же не добиваться, вы подумайте сами! А
между тем меня силою задержали здесь, тычут в глаза лампой, в ванне купают,
про дядю Федю чего-то расспрашивают!.. А его уж давно на свете нет! Я
требую, чтобы меня немедленно выпустили.
-- Ну что же, славно, славно! -- отозвался Стравинский, -- вот все и
выяснилось. Действительно, какой же смысл задерживать в лечебнице человека
здорового? Хорошо-с. Я вас немедленно же выпишу отсюда, если вы мне скажете,
что вы нормальны. Не докажете, а только скажете. Итак, вы нормальны?
Тут наступила полная тишина, и толстая женщина, утром ухаживавшая за
Иваном, благоговейно поглядела на профессора, а Иван еще раз подумал:
"Положительно умен".
Предложение профессора ему очень понравилось, однако прежде чем
ответить, он очень и очень подумал, морща лоб, и, наконец, сказал твердо:
-- Я -- нормален.
-- Ну вот и славно, -- облегченно воскликнул Стравинский, -- а если
так, то давайте рассуждать логически. Возьмем ваш вчерашний день, -- тут он
повернулся, и ему немедленно подали иванов лист. -- В поисках неизвестного
человека, который отрекомендовался вам как знакомый Понтия Пилата, вы вчера
произвели следующие действия, -- тут Стравинский стал загибать длинные
пальцы, поглядывая то в лист, то на Ивана, -- повесили на грудь иконку.
Было?
-- Было, -- хмуро согласился Иван.
-- Сорвались с забора, повредили лицо? Так? Явились в ресторан с
зажженной свечой в руке, в одном белье и в ресторане побили кого-то.
Привезли вас сюда связанным. Попав сюда, вы звонили в милицию и просили
прислать пулеметы. Затем сделали попытку выброситься из окна. Так?
Спрашивается: возможно ли, действуя таким образом, кого-либо поймать или
арестовать? И если вы человек нормальный, то вы сами ответите: никоим
образом. Вы желаете уйти отсюда? Извольте-с. Но позвольте вас спросить, куда
вы направитесь отсюда?
-- Конечно, в милицию, -- ответил Иван уже не так твердо и немного
теряясь под взглядом профессора.
-- Непосредственно отсюда?
-- Угу.
-- А на квартиру к себе не заедете? -- быстро спросил Стравинский.
-- Да некогда тут заезжать! Пока я по квартирам буду разъезжать, он
улизнет!
-- Так. А что же вы скажете в милиции в первую очередь?
-- Про Понтия Пилата, -- ответил Иван Николаевич, и глаза его
подернулись сумрачной дымкой.
-- Ну, вот и славно! -- воскликнул покоренный Стравинский и,
обратившись к тому, что был с бородкой, приказал: -- Федор Васильевич,
выпишите, пожалуйста, гражданина Бездомного в город. Но эту комнату не
занимать, постельное белье можно не менять. Через два часа гражданин
Бездомный опять будет здесь. Ну что же, -- обратился он к поэту, -- успеха я
вам желать не буду, потому что в успех этот ни на йоту не верю. До скорого
свидания! -- и он встал, а свита его шевельнулась.
-- На каком основании я опять буду здесь? -- тревожно спросил Иван.
Стравинский как будто ждал этого вопроса, немедленно уселся опять и
заговорил:
-- На том основании, что, как только вы явитесь в кальсонах в милицию и
скажете, что виделись с человеком, лично знавшим Понтия Пилата, -- как
моментально вас привезут сюда, и вы снова окажетесь в этой же самой комнате.
-- При чем здесь кальсоны? -- растерянно оглядываясь, спросил Иван.
-- Главным образом Понтий Пилат. Но и кальсоны также. Ведь казенное же
белье мы с вас снимем и выдадим вам ваше одеяние. А доставлены вы были к нам
в кальсонах. А между тем на квартиру к себе вы заехать отнюдь не собирались,
хоть я и намекнул вам на это. Далее последует Пилат... И дело готово!
Тут что-то странное случилось с Иваном Николаевичем. Его воля как будто
раскололась, и он почувствовал, что слаб, что нуждается в совете.
-- Так что же делать? -- спросил он на этот раз уже робко.
-- Ну вот и славно! -- отозвался Стравинский, -- это резоннейший
вопрос. Теперь я скажу вам, что, собственно, с вами произошло. Вчера кто-то
вас сильно напугал и расстроил рассказом про Понтия Пилата и прочими вещами.
И вот вы, разнервничавшийся, издерганный человек, пошли по городу,
рассказывая про Понтия Пилата. Совершенно естественно, что вас принимают за
сумасшедшего. Ваше спасение сейчас только в одном -- в полном покое. И вам
непременно нужно остаться здесь.
-- Но его необходимо поймать! -- уже моляще воскликнул Иван.
-- Хорошо-с, но самому-то зачем же бегать? Изложите на бумаге все ваши
подозрения и обвинения против этого человека. Ничего нет проще, как
переслать ваше заявление куда следует, и если, как вы полагаете, мы имеем
дело с преступником, все это выяснится очень скоро. Но только одно условие:
не напрягайте головы и старайтесь поменьше думать о Понтии Пилате. Мало ли
чего можно рассказать! Не всему надо верить.
-- Понял! -- решительно заявил Иван, -- прошу выдать мне бумагу и перо.
-- Выдайте бумагу и коротенький карандаш, -- приказал Стравинский
толстой женщине, а Ивану сказал так: -- Но сегодня советую не писать.
-- Нет, нет, сегодня же, непременно сегодня, -- встревоженно вскричал
Иван.
-- Ну хорошо. Только не напрягайте мозг. Не выйдет сегодня, выйдет
завтра.
-- Он уйдет!
-- О нет, -- уверенно возразил Стравинский, -- он никуда не уйдет,
ручаюсь вам. И помните, что здесь у нас вам всемерно помогут, а без этого у
вас ничего не выйдет. Вы меня слышите? -- вдруг многозначительно спросил
Стравинский и завладел обеими руками Ивана Николаевича. Взяв их в свои, он
долго, в упор глядя в глаза Ивану, повторял: -- Вам здесь помогут... Вы
слышите меня?.. Вам здесь помогут... вам здесь помогут... Вы получите
облегчение. Здесь тихо, все спокойно. Вам здесь помогут...
Иван Николаевич неожиданно зевнул, выражение лица его смягчилось.
-- Да, да, -- тихо сказал он.
-- Ну вот и славно! -- по своему обыкновению заключил беседу
Стравинский и поднялся, -- до свиданья! -- он пожал руку Ивану и, уже
выходя, повернулся к тому, что был с бородкой, и сказал: -- Да, а кислород
попробуйте... и ванны.
Через несколько мгновений перед Иваном не было ни Стравинского, ни
свиты. За сеткой в окне, в полуденном солнце, красовался радостный и
весенний бор на другом берегу реки, а поближе сверкала река.
НАЗАД ВПЕРЁД
|
