Главная
Владельцам сайтов - надёжный заработок
Поступление за деньги
Подача документов
Математика
Сочинение
Обществознание
Результаты экзамена
Ссылки
Апелляция
Купить CD ШКОЛЬНАЯ ПРОГРАММА
Купить 1C:Репетитор.Русский язык (9-11 класс)
Учебник составлен при активном участии филологического факультета МГУ.
Купить Teach Pro. Математика 7-11 класс
Купить Тесты по математике
Купить CD Геометрия
Купить CD Математика/Начала анализа
Купить CD Тригонометрия
Купить CD Уравнения/Неравенства
|
Накануне
VIII
Вечером того же дня Анна Васильевна сидела в своей гостиной и
собиралась плакать. Кроме ее, в комнате находился ее муж да еще некто Увар
Иванович Стахов, троюродный дядя Николая Артемьевича, отставной корнет лет
шестидесяти, человек тучный до неподвижности, с сонливыми желтыми глазками и
бесцветными толстыми губами на желтом пухлом лице. Он с самой отставки
постоянно жил в Москве процентами с небольшого капитала, оставленного ему
женой из купчих. Он ничего не делал и навряд ли думал, а если и думал, так
берег свои думы про себя. Раз только в жизни он пришел в волнение и оказал
деятельность, а именно: он прочел в газетах о новом инструменте на всемирной
лондонской выставке: "контробомбардоне" и пожелал выписать себе этот
инструмент, даже спрашивал, куда послать деньги и через какую контору? Увар
Иванович носил просторный сюртук табачного цвета и белый платок на шее, ел
часто и много, и только в затруднительных случаях, то есть всякий раз, когда
ему приходилось выразить какое-либо мнение, судорожно двигал пальцами правой
руки по воздуху, сперва от большого пальца к мизинцу, потом от мизинца к
большому пальцу, с трудом приговаривая: "Надо бы... как-нибудь, того..."
Увар Иванович сидел в креслах возле окна и дышал напряженно. Николай
Артемьевич ходил большими шагами по комнате, засунув руки в карманы; лицо
его выражало неудовольствие.
Он остановился наконец и покачал головой.
- Да, - начал он, - в наше время молодые люди были иначе воспитаны.
Молодые люди не позволяли себе манкировать старшим. (Он произнес: ман, в
нос, по-французски.) А теперь я только гляжу и удивляюсь. Может быть, не
прав я, а они правы; может быть. Но все же у меня есть свой взгляд на вещи:
не олухом же я родился. Как вы об этом думаете, Увар Иванович?
Увар Иванович только поглядел на него и поиграл пальцами.
- Елену Николаевну, например, - продолжал Николай Артемьевич, - Елену
Николаевну я не понимаю, точно. Я для нее не довольно возвышен. Ее сердце
так обширно, что обнимает всю природу, до малейшего таракана или лягушки,
словом все, за исключением родного отца. Ну, прекрасно; я это знаю и уж не
суюсь. Потому тут и нервы, и ученость, и паренье в небеса, это все не по
нашей части. Но господин Шубин... положим, он артист удивительный,
необыкновенный, я об этом не спорю; однако манкировать старшему, человеку,
которому он все-таки, можно сказать, обязан многим, - это я, признаюсь, dans
mon gros bon sens*, допустить не могу. Я от природы не взыскателен, нет; но
всему есть мера.
______________
* при всем моем здравом смысле (франц.).
Анна Васильевна позвонила с волнением. Вошел казачок.
- Что же Павел Яковлевич не идет? - проговорила она. - Что это я его
дозваться не могу?
Николай Артемьевич пожал плечами.
- Да на что, помилуйте, вы хотите его позвать? Я этого вовсе не требую,
не желаю даже.
- Как на что, Николай Артемьевич? Он вас обеспокоил; может быть,
помешал курсу вашего лечения. Я хочу объясниться с ним. Я хочу знать, чем он
мог вас прогневать.
- Я вам повторяю, что я этого не требую. И что за охота... devant les
domestiques...*
______________
* перед прислугой... (франц.).
Анна Васильевна слегка покраснела.
- Напрасно вы это говорите, Николай Артемьевич. Я никогда... devant...
les domestiques... Ступай, Федюшка, да смотри, сейчас приведи сюда Павла
Яковлевича.
Казачок вышел.
- И нисколько это все не нужно, - проговорил сквозь зубы Николай
Артемьевич и снова принялся шагать по комнате. - Я совсем не к тому речь
вел.
- Помилуйте, Paul должен извиниться перед вами.
- Помилуйте, на что мне его извинения? И что такое извинения? Это всё
фразы.
- Как на что? его вразумить надо.
- Вразумите его вы сами. Он вас скорей послушает. А я на него не в
претензии.
- Нет, Николай Артемьевич, вы сегодня с самого вашего приезда не в
духе. Вы даже, на мои глаза, похудели в последнее время. Я боюсь, что курс
лечения вам не помогает.
- Курс лечения мне необходим, - заметил Николай Артемьевич, - у меня
печень не в порядке.
В это мгновение вошел Шубин. Он казался усталым. Легкая, чуть-чуть
насмешливая улыбка играла на его губах.
- Вы меня спрашивали, Анна Васильевна? - промолвил он.
- Да, конечно, спрашивала. Помилуй, Paul, это ужасно. Я тобой очень
недовольна. Как ты можешь манкировать Николаю Артемьевичу?
- Николай Артемьевич вам жаловался на меня? - спросил, Шубин и с тою же
усмешкой на губах глянул на Стахова.
Тот отвернулся и опустил глаза.
- Да, жаловался. Я не знаю, чем ты перед ним провинился, но ты должен
сейчас извиниться, потому что его здоровье очень теперь расстроено, и,
наконец, мы все в молодых летах должны уважать своих благодетелей.
"Эх, логика!" - подумал Шубин и обратился к Стахову:
- Я готов извиниться перед вами, Николай Артемьевич, - проговорил он с
учтивым полупоклоном, - если я вас точно чем-нибудь обидел.
- Я вовсе... не с тем, - возразил Николай Артемьевич, по-прежнему
избегая взоров Шубина. - Впрочем, я охотно вас прощаю, потому что, вы
знаете, я невзыскательный человек.
- О, это не подвержено никакому сомнению! - промолвил Шубин. - Но
позвольте полюбопытствовать: известно ли Анне Васильевне, в чем именно
состоит моя вина?
- Нет, я ничего не знаю, - заметила Анна Васильевна и вытянула шею.
- О боже мой! - торопливо воскликнул Николай Артемьевич, - сколько раз
уж я просил, умолял, сколько раз говорил, как мне противны все эти
объяснения и сцены! В кои-то веки приедешь домой, хочешь отдохнуть, -
говорят: семейный круг, interieur, будь семьянином, - а тут сцены,
неприятности. Минуты нет покоя. Поневоле поедешь в клуб или... или
куда-нибудь. Человек живой, у него физика, она имеет свои требования, а
тут...
И, не докончив начатой речи, Николай Артемьевич быстро вышел вон и
хлопнул дверью. Анна Васильевна посмотрела ему вслед.
- В клуб? - горько прошептала она. - Не в клуб вы едете, ветреник! В
клубе некому дарить лошадей собственного завода - да еще серых! Любимой моей
масти. Да, да, легкомысленный человек, - прибавила она, возвысив голос, - не
в клуб вы едете. А ты, Paul, - продолжала она, вставая, - как тебе не
стыдно? Кажется, не маленький. Вот теперь у меня голова заболела. Где Зоя,
не знаешь?
- Кажется, у себя наверху. Рассудительная сия лисичка в такую погоду
всегда в свою норку прячется.
- Ну, пожалуйста, пожалуйста! - Анна Васильевна поискала вокруг себя. -
Рюмочку мою с натертым хреном ты не видел? Paul, сделай одолжение, вперед не
серди меня.
- Где вас рассердить, тетушка? Дайте мне вашу ручку поцеловать. А хрен
ваш я видел в кабинете на столике.
- Дарья его вечно где-нибудь позабудет, - промолвила Анна Васильевна и
удалилась, шумя шелковым платьем.
Шубин хотел было пойти за ней, но остановился, услышав за собою
медлительный голос Увара Ивановича.
- Не так бы тебя, молокососа... следовало, - говорил вперемежку
отставной корнет.
Шубин подошел к нему.
- А за что же бы меня следовало, достохвальный Увар Иванович?
- За что? Млад ты, так уважай. Да.
- Кого?
- Кого? Известно, кого. Скаль зубы-то.
Шубин скрестил руки на груди.
- Ах вы, представитель хорового начала, - воскликнул он, - черноземная
вы сила, фундамент вы общественного здания!
Увар Иванович заиграл пальцами.
- Полно, брат, не искушай.
- Ведь вот, - продолжал Шубин, - не молодой, кажется, дворянин, а
сколько в нем еще таится счастливой, детской веры! Уважать! Да знаете ли вы,
стихийный вы человек, за что Николай Артемьевич гневается на меня? Ведь я с
ним сегодня целое утро провел у его немки; ведь мы сегодня втроем пели "Не
отходи от меня"; вот бы вы послушали. Вас, кажется, это берет. Пели мы,
сударь мой, пели - ну и скучно мне стало; вижу я: дело неладно, нежности
много. Я и начал дразнить обоих. Хорошо вышло. Сперва она на меня
рассердилась, а потом на него; а потом он на нее рассердился и сказал ей,
что он только дома счастлив и что у него там рай; а она ему сказала, что он
нравственности не имеет; а я ей сказал: "Ах!" по-немецки; он ушел, а я
остался; он приехал сюда, в рай то есть, а в раю ему тошно. Вот он и
принялся брюзжать. Ну-с, кто теперь, по-вашему, виноват?
- Конечно, ты, - возразил Увар Иванович.
Шубин уставился на него.
- Осмелюсь спросить у вас, почтенный витязь, - начал он подобострастным
голосом, - эти загадочные слова вы изволили произнести вследствие
какого-либо соображения вашей мыслительной способности или же под наитием
мгновенной потребности произвести сотрясение в воздухе, называемое звуком?
- Не искушай, говорят! - простонал Увар Иванович.
Шубин засмеялся и выбежал вон.
- Эй! - воскликнул четверть часа спустя Увар Иванович, - того... рюмку
водки.
Казачок принес водки и закуску на подносе. Увар Иванович тихонько взял
с подноса рюмку и долго, с усиленным вниманием глядел на нее, как будто не
понимая хорошенько, что у него такое в руке. Потом он посмотрел на казачка и
спросил: не Васькой ли его зовут? Потом он принял огорченный вид, выпил
водки, закусил и полез доставать носовой платок из кармана. Но казачок уже
давно отнес поднос и графин на место, и остаток селедки съел, и уже успел
соснуть, прикорнув к барскому пальто, а Увар Иванович все еще держал платок
перед собою на растопыренных пальцах и с тем же усиленным вниманием
посматривал то в окно, то на пол и стены.
НАЗАД ВПЕРЁД
|