Главная
Владельцам сайтов - надёжный заработок
Поступление за деньги
Подача документов
Математика
Сочинение
Обществознание
Результаты экзамена
Ссылки
Апелляция
Купить CD ШКОЛЬНАЯ ПРОГРАММА
Купить 1C:Репетитор.Русский язык (9-11 класс)
Учебник составлен при активном участии
филологического факультета МГУ.
Купить Teach Pro. Математика 7-11 класс
Купить Тесты по математике
Купить CD Геометрия
Купить CD Математика/Начала анализа
Купить CD Тригонометрия
Купить CD Уравнения/Неравенства
|
Отцы и дети
Х
Прошло около двух недель. Жизнь в Марьине текла своим порядком: Аркадий сибаритствовал, Базаров работал. Все в доме привыкли к нему, к его небрежным манерам, к его немногосложным и отрывочным речам.
Фенечка, в особенности, до того с ним освоилась, что однажды ночью велела разбудить его: с Митей сделались судороги; и он пришел и, по обыкновению, полушутя, полузевая, просидел у ней часа два и помог ребенку. Зато Павел Петрович всеми силами души своей возненавидел Базарова: он считал его гордецом, нахалом, циником, плебеем; он подозревал, что Базаров не уважает его, что он едва ли не презирает его - его, Павла Кирсанова! Николай Петрович побаивался молодого "нигилиста" и сомневался в пользе его влияния на Аркадия; но он охотно его слушал, охотно присутствовал при его физических и химических опытах. Базаров привез с собой микроскоп и по целым часам с ним возился. Слуги также привязались к нему, хотя она над ними подтрунивал: они чувствовали, что он все-таки свой брат, не барин. Дуняша охотно с ним хихикала и искоса, значительно посматривала на него, пробегая мимо "перепелочкой"; Петр, человек до крайности самолюбивый и глупый, вечно с напряженными морщинами на лбу, человек, которого все достоинство состояло в том, что он глядел учтиво, читал по складам и часто чистил щеточкой свой сюртучок,- и тот ухмылялся и светлел, как только Базаров обращал на него внимание; дворовые мальчишки бегали за "дохтуром", как собачонки. Один старик Прокофьич не любил его, с угрюмым видом подавал ему за столом кушанья, называл его "живодером" и "прощелыгой" и уверял, что он с своими бакенбардами - настоящая свинья в кусте. Прокофьич, по-своему, был аристократ не хуже Павла Петровича.
Наступили лучшие дни в году - первые дни июня. Погода стояла прекрасная; правда, издали грозилась опять холера, но жители ...й губернии успели уже привыкнуть к ее посещениям. Базаров вставал очень рано и отправлялся версты за две, за три, не гулять - он прогулок без цели терпеть не мог,- а собирать травы, насекомых. Иногда он брал с собой Аркадия. На возвратном пути у них обыкновенно завязывался спор, и Аркадий обыкновенно оставался побежденным, хотя говорил больше своего товарища.
Однажды они как-то долго замешкались; Николай Петрович вышел к ним навстречу в сад и, поравнявшись с беседкой, вдруг услышал быстрые шаги и голоса обоих молодых людей. Они шли по ту сторону беседки и не могли его видеть.
- Ты отца недостаточно знаешь,- говорил Аркадий.
Николай Петрович притаился.
- Твой отец добрый малый,- промолвил Базаров, - но он человек отставной, его песенка спета.
Николай Петрович приник ухом... Аркадий ничего не отвечал.
"Отставной человек" постоял минуты две неподвижно и медленно поплелся домой.
- Третьего дня, я смотрю, он Пушкина читает,- продолжал между тем Базаров.- Растолкуй ему, пожалуйста, что это никуда не годится. Ведь он не мальчик: пора бросить эту ерунду. И охота же быть романтиком в нынешнее время! Дай ему что-нибудь дельное почитать.
- Что бы ему дать? - спросил Аркадий.
- Да, я думаю, Бюхнерово "Stoff und Kraft" ("Материя и сила" (нем.).) на первый случай.
- Я сам так думаю,- заметил одобрительно Аркадий . - "Stoff und Kraft" написано популярным языком.
- Вот как мы с тобой,- говорил в тот же день после обеда Николай Петрович своему брату, сидя у него в кабинете: - в отставные люди попали, песенка наша спета. Что ж? Может быть, Базаров и прав; но мне, признаюсь, одно больно: я надеялся именно теперь тесно и дружески сойтись с Аркадием, а выходит, что я остался назади, он ушел вперед, и понять мы друг друга не можем.
- Да почему он ушел вперед? И чем он от нас так уж очень отличается? - с нетерпением воскликнул Павел Петрович.- Это все ему в голову синьор этот вбил, нигилист этот. Ненавижу я этого лекаришку; по-моему, он просто шарлатан; я уверен, что со всеми своими лягушками он и в физике недалеко ушел.
- Нет, брат, ты этого не говори: Базаров умен и знающ.
- И самолюбие какое противное, - перебил опять Павел Петрович.
- Да,- заметил Николай Петрович,- он самолюбив. Но без этого, видно, нельзя; только вот чего я в толк не возьму. Кажется, я все делаю, чтобы не отстать от века: крестьян устроил, ферму завел, так что даже меня во всей губернии красным величают; читаю, учусь, вообще стараюсь стать в уровень с современными требованиями,- а они говорят, что песенка моя спета. Да что, брат, я сам начинаю думать, что она точно спета.
- Это почему?
- А вот почему. Сегодня я сижу да читаю Пушкина ... Помнится, "Цыгане" мне попались... Вдруг Аркадий подходит ко мне и молча, с этаким ласковым сожалением на лице, тихонько, как у ребенка, отнял у меня книгу и положил передо мной другую, немецкую ... улыбнулся и ушел, и Пушкина унес.
- Вот как! Какую же он книгу тебе дал?
- Вот эту.
И Николай Петрович вынул из заднего кармана сюртука пресловутую брошюру Бюхнера, девятого издания.
Павел Петрович повертел ее в руках.
- Гм! - промычал он.- Аркадий Николаевич заботится о твоем воспитании. Что ж, ты пробовал читать?
- Пробовал.
- Ну и что же?
- Либо я глуп, либо это все - вздор. Должно быть, я глуп.
- Да ты по-немецки не забыл? - спросил Павел Петрович.
- Я по-немецки понимаю.
Павел Петрович опять повертел книгу в руках и исподлобья взглянул на брата. Оба помолчали.
- Да, кстати,- начал Николай Петрович, видимо желая переменить разговор. - Я получил письмо от Колязина.
- От Матвея Ильича?
- От него. Он приехал в *** ревизовать губернию. Он теперь в тузы вышел и пишет мне, что желает, по-родственному, повидаться с нами и приглашает нас с тобой и с Аркадием в город.
- Ты поедешь? - спросил Павел Петрович.
- Нет; а ты?
- И я не поеду. Очень нужно тащиться за пятьдесят верст киселя есть. Mathieu хочет показаться нам во всей своей славе; черт с ним! будет с него губернского фимиама, обойдется без нашего. И велика важность, тайный советник! Если б я продолжал служить, тянуть эту глупую лямку, я бы теперь был генералом. Притом же мы с тобой отставные люди.
- Да, брат; видно, пора гроб заказывать и ручки складывать крестом на груди,- заметил со вздохом Николай Петрович.
- Ну, я так скоро не сдамся,- пробормотал его брат.- У нас еще будет схватка с этим лекарем, я это предчувствую.
Схватка произошла в тот же день за вечерним чаем. Павел Петрович сошел в гостиную уже готовый к бою, раздраженный и решительный. Он ждал только предлога, чтобы накинуться на врага; но предлог долго не представлялся. Базаров вообще говорил мало в присутствии "старичков Кирсановых" (так он называл обоих братьев), а в тот вечер она чувствовал себя не в духе и молча выпивал чашку за чашкой. Павел Петрович весь горел нетерпением; его желания сбылись наконец.
Речь зашла об одном из соседних помещиков. "Дрянь, аристократишко",- равнодушно заметил Базаров, который встречался с ним в Петербурге.
- Позвольте вас спросить,- начал Павел Петрович, и губы его задрожали, - по вашим понятиям слова: "дрянь" и "аристократ" одно и то же означают?
- Я сказал: "аристократишко",- проговорил Базаров, лениво отхлебывая глоток чаю.
- Точно так-с; но я полагаю, что вы такого же мнения об аристократах, как и об аристократишках.
- Я считаю долгом объявить вам, что я этого мнения не разделяю. Смею сказать, меня все знают за человека либерального и любящего прогресс; но именно потому я уважаю аристократов - настоящих. Вспомните, милостивый государь (при этих словах Базаров поднял глаза на Павла Петровича), вспомните, милостивый государь, - повторил он с ожесточением,- английских аристократов. Они не уступают йоты от прав своих, и потому они уважают права других; они требуют исполнения обязанностей в отношении к ним, и потому они сами исполняют свои обязанности. Аристократия дала свободу Англии и поддерживает ее.
- Слыхали мы эту песню много раз,- возразил Базаров,- но что вы хотите этим доказать?
- Я эфтим хочу доказать, милостивый государь (Павел Петрович, когда сердился, с намерением говорил: "эфтим" и "эфто", хотя очень хорошо знал, что подобных слов грамматика не допускает. В этой причуде сказывался остаток преданий Александровского времени. Тогдашние тузы, в редких случаях, когда говорили на родном языке, употребляли, одни - эфто, другие - эхто: мы, мол, коренные русаки, и в то же время мы вельможи, которым позволяется пренебрегать школьными правилами), я эфтим хочу доказать, что без чувства собственного достоинства, без уважения к самому себе,- а в аристократе эти чувства развиты, - нет никакого прочного основания общественному ... bien public (общественному благу (франц.).) , общественному зданию. Личность, милостивый государь,- вот главное; человеческая личность должна быть крепка, как скала, ибо на ней все строится. Я очень хорошо знаю, например, что вы изволите находить смешными мои привычки, мой туалет, мою опрятность наконец, но это все проистекает из чувства самоуважения, из чувства долга, да-с, да-с, долга. Я живу в деревне, в глуши, но я не роняю себя, я уважаю в себе человека.
- Позвольте, Павел Петрович,- промолвил Базаров, - вы вот уважаете себя и сидите сложа руки; какая ж от этого польза для bien public? Вы бы не уважали себя и то же бы делали.
Павел Петрович побледнел.
- Это совершенно другой вопрос. Мне вовсе не приходится объяснять вам теперь, почему я сижу сложа руки, как вы изволите выражаться. Я хочу только сказать, что аристократизм - принсип, а без принсипов жить в наше время могут одни безнравственные или пустые люди. Я говорил это Аркадию на другой день его приезда и повторяю теперь вам. Не так ли, Николай?
Николай Петрович кивнул головой.
- Аристократизм, либерализм, прогресс, принципы, - говорил между тем Базаров,- подумаешь, сколько иностранных... и бесполезных слов! Русскому человеку они даром не нужны.
- Что же ему нужно, по-вашему? Послушать вас, так мы находимся вне человечества, вне его законов. Помилуйте - логика истории требует...
- Да на что нам эта логика? Мы и без нее обходимся.
- Как так?
- Да так же. Вы, я надеюсь, не нуждаетесь в логике для того, чтобы положить себе кусок хлеба в рот, когда вы голодны. Куда нам до этих отвлеченностей!
Павел Петрович взмахнул руками.
- Я вас не понимаю после этого. Вы оскорбляете русский народ. Я не понимаю, как можно не признавать принсипов, правил! В силу чего же вы действуете?
- Я уже говорил вам, дядюшка, что мы не признаем авторитетов,- вмешался Аркадий.
- Мы действуем в силу того, что мы признаем полезным, - промолвил Базаров.- В теперешнее время полезнее всего отрицание - мы отрицаем.
- Все?
- Все.
- Как? не только искусство, поэзию... но и... страшно вымолвить...
- Все,- с невыразимым спокойствием повторил Базаров.
Павел Петрович уставился на него. Он этого не ожидал, а Аркадий даже покраснел от удовольствия.
- Однако позвольте,- заговорил Николай Петрович.- Вы все отрицаете, или, выражаясь точнее, вы все разрушаете... Да ведь надобно же и строить.
- Это уже не наше дело... Сперва нужно место расчистить.
- Современное состояние народа этого требует,- с важностью прибавил Аркадий,- мы должны исполнять эти требования, мы не имеем права предаваться удовлетворению личного эгоизма.
Эта последняя фраза, видимо, не понравилась Базарову; от нее веяло философией, то есть романтизмом, ибо Базаров и философию называл романтизмом; но он не почел за нужное опровергать своего молодого ученика.
- Нет, нет! - воскликнул с внезапным порывом Павел Петрович,- я не хочу верить, что вы, господа, точно знаете русский народ, что вы представители его потребностей, его стремлений! Нет, русский народ не такой, каким вы его воображаете. Он свято чтит предания, он - патриархальный, он не может жить без веры...
- Я не стану против этого спорить,- перебил Базаров, - я даже готов согласиться, что в этом вы правы.
- А если я прав...
- И все-таки это ничего не доказывает.
- Именно ничего не доказывает,- повторил Аркадий с уверенности опытного шахматного игрока, который предвидел опасный, по-видимому, ход противника и потому нисколько не смутился.
- Как ничего не доказывает? - пробормотал изумленный Павел Петрович. - Стало быть, вы идете против своего народа?
- А хоть бы и так? - воскликнул Базаров.- Народ полагает, что когда гром гремит, это Илья пророк в колеснице по небу разъезжает. Что ж? Мне соглашаться с ним? Да притом - он русский, а разве я сам не русский?
- Нет, вы не русский после всего, что вы сейчас сказали! Я вас за русского признать не могу.
- Мой дед землю пахал, - с надменною гордостью отвечал Базаров. - Спросите любого из ваших же мужиков, в ком из нас - в вас или во мне - он скорее признает соотечественника. Вы и говорить-то с ним не умеете.
- А вы говорите с ним и презираете его в то же время.
- Что ж, коли он заслуживает презрения! Вы порицаете мое направление, а кто вам сказал, что оно во мне случайно, что оно не вызвано тем самым народным духом, во имя которого вы так ратуете?
- Как же! Очень нужны нигилисты!
- Нужны ли они, или нет - не нам решать. Ведь и вы считаете себя не бесполезным.
- Господа, господа, пожалуйста, без личностей!- воскликнул Николай Петрович и приподнялся.
Павел Петрович улыбнулся и, положив руку на плечо брату, заставил его снова сесть.
- Не беспокойся,- промолвил он. - Я не позабудусь именно вследствие того чувства достоинства, над которым так жестоко трунит господин... господин доктор. Позвольте,- продолжал он, обращаясь снова к Базарову,- вы, может быть, думаете, что ваше учение новость? Напрасно вы это воображаете. Материализм, который вы проповедуете, был уже не раз в ходу и всегда оказывался несостоятельным...
- Опять иностранное слово! - перебил Базаров. Он начинал злиться, и лицо его приняло какой-то медный и грубый цвет. - Во-первых, мы ничего не проповедуем; это не в наших привычках...
- Что же вы делаете?
- А вот что мы делаем. Прежде, в недавнее еще время, мы говорили, что чиновники наши берут взятки, что у нас нет ни дорог, ни торговли, ни правильного суда...
- Ну да, да, вы обличители,- так, кажется, это называется. Со многими из ваших обличений и я соглашаюсь, но...
- А потом мы догадались, что болтать, все только болтать о наших язвах не стоил труда, что это ведет только к пошлости и доктринерству; умы увидали, что и умники наши, так называемые передовые люди и обличители, никуда не годятся, что мы занимаемся вздором, толкуем о каком-то искусстве, бессознательном творчестве, о парламентаризме, об адвокатуре и черт знает о чем, когда дело идет о насущном хлебе, когда грубейшее суеверие нас душит, когда все наши акционерные общества лопаются единственно оттого, что оказывается недостаток в честных людях, когда самая свобода, о которой хлопочет правительство, едва ли пойдет нам впрок, потому что мужик наш рад самого себя обокрасть, чтобы только напиться дурману в кабаке.
- Так,- перебил Павел Петрович,- так: вы во всем этом убедились и решились сами ни за что серьезно не приниматься.
- И решились ни за что не приниматься,- угрюмо повторил Базаров.
Ему вдруг стало досадно на самого себя, зачем он так распространился перед этим барином.
- А только ругаться?
- И ругаться.
- И это называется нигилизмом?
- И это называется нигилизмом,- повторил опять Базаров, на этот раз с особенною дерзостью.
Павел Петрович слегка прищурился.
- Так вот как! - промолвил он странно спокойным голосом.- Нигилизм всему горю помочь должен, и вы, вы наши избавители и герои. Но за что же вы других-то, хоть бы тех же обличителей, честите? Не так же ли вы болтаете, как и все?
- Чем другим, а этим грехом не грешны,- произнес сквозь зубы Базаров.
- Так что ж? вы действуете, что ли? Собираетесь действовать?
Базаров ничего не отвечал. Павел Петрович так и дрогнул, но тотчас же овладел собою.
- Гм!.. Действовать, ломать...- продолжал он.- Но как же это ломать, не зная даже почему?
- Мы ломаем, потому что мы сила,- заметил Аркадий.
Павел Петрович посмотрел на своего племянника и усмехнулся.
- Да, сила - так и не дает отчета,- проговорил Аркадий и выпрямился.
- Несчастный! - возопил Павел Петрович; он решительно не был в состоянии крепиться долее,- хоть бы ты подумал, что в России ты поддерживаешь твоею пошлою сентенцией! Нет, это может ангела из терпения вывести! Сила! И в диком калмыке и в монголе есть сила - да на что нам она? Нам дорога цивилизация, да-с, да-с, милостивый государь; нам дороги ее плоды. И не говорите мне, что эти плоды ничтожны: последний пачкун, un barbouilleur, тапер, которому дают пять копеек за вечер, и те полезнее вас, потому что они представители цивилизации, а не грубой монгольской силы! Вы воображаете себя передовыми людьми, а вам только в калмыцкой кибитке сидеть! Сила! Да вспомните, наконец, господа сильные, что вас всего четыре человека с половиною, а тех - миллионы, которые не позволят вам попирать ногами свои священнейшие верования, которые раздавят вас!
- Коли раздавят, туда и дорога,- промолвил Базаров.- Только бабушка еще надвое сказала. Нас не так мало, как вы полагаете.
- Как? Вы не шутя думаете сладить, сладить с целым народом?
- От копеечной свечи, вы знаете, Москва сгорела, - ответил Базаров.
- Так, так. Сперва гордость почти сатанинская, потом глумление. Вот, вот чем увлекается молодежь, вот чему покоряются неопытные сердца мальчишек! Вот, поглядите, один из них рядом с вами сидит, ведь он чуть не молится на вас, полюбуйтесь. (Аркадий отворотился и нахмурился.) И эта зараза уже далеко распространилась. Мне сказывали, что в Риме наши художники в Ватикан ни ногой. Рафаэля считают чуть не дураком, потому что это, мол, авторитет; а сами бессильны и бесплодны до гадости, а у самих фантазия дальше "Девушки у фонтана" не хватает, хоть ты что!
И написана-то девушка прескверно. По-вашему, они молодцы, не правда ли?
- По-моему, - возразил Базаров,- Рафаэль гроша медного не стоит, да и они не лучше его.
- Браво! браво! Слушай, Аркадий... вот как должны современные молодые люди выражаться! И как, подумаешь, им не идти за вами! Прежде молодым людям приходилось учиться; не хотелось им прослыть за невежд, так они поневоле трудились. А теперь им стоит сказать: все на свете вздор! - и дело в шляпе. Молодые люди обрадовались. И в самом деле, прежде они просто были болваны, а теперь они вдруг стали нигилисты.
- Вот и изменило вам хваленое чувство собственного достоинства,- флегматически заметил Базаров, между тем как Аркадий весь вспыхнул и засверкал глазами. - Спор наш зашел слишком далеко... Кажется, лучше его прекратить. А я тогда буду готов согласиться с вами,- прибавил он вставая,- когда вы представите мне хоть одно постановление в современном нашем быту, в семейном или общественном, которое бы не вызывало полного и беспощадного отрицания.
- Я вам миллионы таких постановлений представлю, - воскликнул Павел Петрович,- миллионы! Да вот хоть община например.
Холодная усмешка скривила губы Базарова.
- Ну, насчет общины,- промолвил он,- поговорите лучше с вашим братцем. Он теперь, кажется, изведал на деле, что такое община, круговая порука, трезвость и тому подобные штучки.
- Семья, наконец, семья, так как она существует у наших крестьян! - закричал Павел Петрович.
- И этот вопрос, я полагаю, лучше для вас же самих не разбирать в подробности. Вы, чай, слыхали о снохачах? Послушайте меня, Павел Петрович, дайте себе денька два сроку, сразу вы едва ли что-нибудь найдете. Переберите все наши сословия да подумайте хорошенько над каждым, а мы пока с Аркадием будем ...
- Надо всем глумиться,- подхватил Павел Петрович.
- Нет, лягушек резать. Пойдем, Аркадий; до свидания, господа!
Оба приятеля вышли. Братья остались наедине и сперва только посматривали друг на друга.
- Вот,- начал, наконец, Павел Петрович,- вот вам нынешняя молодежь! Вот они - наши наследники!
- Наследники,- повторил с унылым вздохом Николай Петрович. Он в течение всего спора сидел как на угольях и только украдкой болезненно взглядывал на Аркадия.- Знаешь, что я вспомнил, брат? Однажды я с покойницей матушкой поссорился: она кричала, не хотела меня слушать... Я, наконец, сказал ей, что вы, мол, меня понять не можете; мы, мол, принадлежим к двум различным поколениям. Она ужасно обиделась, а я подумал: что делать? Пилюля горька - а проглотить ее нужно. Вот теперь настал наша очередь, и наши наследники могут сказать нам: вы, мол, не нашего поколения, глотайте пилюлю.
- Ты уже чересчур благодушен и скромен,- возразил Павел Петрович,- я, напротив, уверен, что мы с тобой гораздо правее этих господчиков, хотя выражаемся, может быть, несколько устарелым языком, vieilli, и не имеем той дерзкой самонадеянности... И такая надутая эта нынешняя молодежь! Спросишь иного: какого вина вы хотите, красного или белого? "Я имею привычку предпочитать красное!" - отвечает он басом и с таким важным лицом, как будто вся вселенная глядит на него в это мгновение..
- Вам больше чаю не угодно? - промолвила Фенечка, просунув голову в дверь: она не решалась войти в гостиную, пока в ней раздавались голоса споривших.
- Нет, ты можешь велеть самовар принять,- отвечал Николай Петрович и поднялся к ней навстречу. Павел Петрович отрывисто сказал ему: bon soir (добрый вечер (франц.).) , и ушел к себе в кабинет.
НАЗАД ВПЕРЁД
|
