Главная
Владельцам сайтов - надёжный заработок
Поступление за деньги
Подача документов
Математика
Сочинение
Обществознание
Результаты экзамена
Ссылки
Апелляция
Купить CD ШКОЛЬНАЯ ПРОГРАММА
Купить 1C:Репетитор.Русский язык (9-11 класс)
Учебник составлен при активном участии
филологического факультета МГУ.
Купить Teach Pro. Математика 7-11 класс
Купить Тесты по математике
Купить CD Геометрия
Купить CD Математика/Начала анализа
Купить CD Тригонометрия
Купить CD Уравнения/Неравенства
|
Накануне
XXXIV
Инсаров проснулся поздно, с глухою болью в голове, с чувством, как он
выразился, безобразной слабости во всем теле. Однако он встал.
- Рендич не приходил? - было его первым вопросом.
- Нет еще, - отвечала Елена и подала ему последний нумер "Osservatore
Triestino"*, в котором много говорилось о войне, о славянских землях, о
княжествах. Инсаров начал читать; она занялась приготовлением для него
кофе... Кто-то постучался в дверь.
______________
* "Триестинского наблюдателя" (итал.).
"Рендич", - подумали оба, но стучавший проговорил по-русски: "Можно
войти?" Елена и Инсаров переглянулись с изумлением, и, не дождавшись их
ответа, вошел в комнату щегольски одетый человек, с маленьким, остреньким
лицом и бойкими глазками. Он весь сиял, как будто только что выиграл
огромные деньги или услышал приятнейшую новость.
Инсаров приподнялся со стула.
- Вы не узнаете меня, - заговорил незнакомец, развязно подходя к нему и
любезно кланяясь Елене. - Лупояров, помните, мы в Москве встретились у
Е...х?
- Да, у Е...х, - произнес Инсаров.
- Как же, как же! Прошу вас представить меня вашей супруге. Сударыня, я
всегда глубоко уважал Дмитрия Васильевича... (он поправился): Никанора
Васильевича и очень счастлив, что имею наконец честь с вами познакомиться.
Вообразите, - продолжал он, обратившись к Инсарову, - я только вчера вечером
узнал, что вы здесь. Я тоже стою в этой гостинице. Что это за город, эта
Венеция - поэзия, да и только! Одно ужасно: проклятые австрияки на каждом
шагу! Уж эти мне австрияки! Кстати, слышали вы, на Дунае произошло
решительное сражение: триста турецких офицеров убито, Силистрия взята,
Сербия уже объявила себя независимою. Не правда ли, вы, как патриот, должны
быть в восторге? Во мне самом славянская кровь так и кипит! Однако я советую
вам быть осторожнее; я уверен, что за вами наблюдают. Шпионство здесь
ужасное! Вчера подходит ко мне какой-то подозрительный человек и спрашивает:
русский ли я? Я ему сказал, что я датчанин... А только вы, должно быть,
нездоровы, любезнейший Никанор Васильевич. Вам надобно полечиться; сударыня,
вы должны полечить вашего мужа. Я вчера, как сумасшедший, бегал по дворцам и
по церквам - ведь вы были во Дворце дожей? Что за богатство везде! Особенно
эта большая зала и место Марино Фалиеро; так и стоит: "Decapitati pro
criminibus"*. Я был и в знаменитых тюрьмах: вот где душа моя возмутилась -
я, вы, может быть, помните - всегда любил заниматься социальными вопросами и
восставал против аристократии - вот бы я куда привел защитников
аристократии: в эти тюрьмы; справедливо сказал Байрон: "I stood in Venice on
the bridge of sighs";** впрочем, и он был аристократ. Я всегда был за
прогресс. Молодое поколение все за прогресс. А каковы англо-французы?
Посмотрим, много ли они сделают: Бустрапа и Пальмерстон. Вы знаете,
Пальмерстон сделался первым министром. Нет, что ни говорите, русский кулак
не шутка. Ужасный плут этот Бустрапа! Хотите, я вам дам "Les Chatiments" de
Victor Hugos*** - удивительно! "L'avenir - le gendarme de Dieu"**** - смело
немножко сказано, но сила, сила. Хорошо также сказал князь Вяземский:
"Европа твердит: Баш-Кадык-Лар, глаз не сводя с Синопа". Я люблю поэзию. У
меня также есть последняя книжка Прудона, у меня все есть. Не знаю, как вы,
а я рад войне; только как бы домой не потребовали, а я собираюсь отсюда во
Флоренцию, в Рим: во Францию нельзя, так я думаю в Испанию - женщины там,
говорят, удивительные, только бедность и насекомых много. Махнул бы в
Калифорнию, нам, русским, все нипочем, да я одному редактору дал слово
изучить в подробности вопрос о торговле в Средиземном море. Вы скажете,
предмет неинтересный, специальный, но нам нужны, нужны специалисты, довольно
мы философствовали, теперь нужна практика, практика... А вы очень нездоровы,
Никанор Васильевич, я вас, может быть, утомляю, но все равно, я еще посижу
немножко...
______________
* "Обезглавлен за преступления" (лат.).
** "Я стоял в Венеции на Мосту вздохов" (англ.).
*** "Возмездие" Виктора Гюго (франц.).
**** "Будущее - исполнитель провидения" (франц.).
И долго еще трещал таким образом Лупояров и, уходя, обещался добывать.
Измученный нежданным посещением, Инсаров лег на диван.
- Вот, - с горечью промолвил он, взглянув на Елену, - вот ваше молодое
поколение! Иной и важничает и рисуется, а в душе такой же свистун, как этот
господин.
Елена не возражала своему мужу: в это мгновение ее гораздо больше
беспокоила слабость Инсарова, чем состояние всего молодого поколения
России... Она села возле него, взяла работу. Он закрыл глаза в лежал
неподвижно, весь бледный и худой. Елена взглянула на его резко
обрисовавшийся профиль, на его вытянутые руки, и внезапный страх защемил ей
сердце.
- Дмитрий... - начала она.
Он встрепенулся.
- Что? Рендич приехал?
- Нет еще... но как ты думаешь - у тебя жар, ты, право, не совсем
здоров, не послать ли за доктором?
- Тебя этот болтун напугал. Не нужно. Я отдохну немного, и все пройдет.
Мы после обеда опять поедем... куда-нибудь.
Прошло два часа... Инсаров все лежал на диване, но заснуть не мог, хотя
не открывал глаз. Елена не отходила от него; она уронила работу на колени и
не шевелилась.
- Отчего ты не спишь? - спросила она его наконец.
- А вот погодя. - Он взял ее руку и положил ее себе под голову. - Вот
так... хорошо. Разбуди меня сейчас, как только Рендич приедет. Если он
скажет, что корабль готов, мы тотчас отправимся... Надобно все уложить.
- Уложить не долго, - отвечала Елена.
- Что этот человек болтал о сражении, о Сербии, - проговорил спустя
немного Инсаров. - Должно быть, все выдумал. Но надо, надо ехать. Терять
времени нельзя... Будь готова.
Он заснул, и все затихло в комнате.
Елена прислонилась головою к спинке кресла и долго глядела в окно.
Погода испортилась; ветер поднялся. Большие белые тучи быстро неслись по
небу, тонкая мачта качалась в отдалении, длинный вымпел с красным крестом
беспрестанно взвивался, падал и взвивался снова. Маятник старинных часов
стучал тяжко, с каким-то печальным шипением. Елена закрыла глаза. Она дурно
спала всю ночь; понемногу и она заснула.
Странный ей привиделся сон. Ей показалось, что она плывет в лодке по
Царицынскому пруду с какими-то незнакомыми людьми. Они молчат и сидят
неподвижно, никто не гребет; лодка подвигается сама собою. Елене не страшно,
но скучно: ей бы хотелось узнать, что это за люди и зачем она с ними? Она
глядит, а пруд ширится, берега пропадают - уж это не пруд, а беспокойное
море: огромные, лазоревые, молчаливые волны величественно качают лодку;
что-то гремящее, грозное поднимается со дна; неизвестные спутники вдруг
вскакивают, кричат, махают руками... Елена узнает их лица: ее отец между
ними. Но какой-то белый вихорь налетает на волны... все закружилось,
смешалось...
Елена осматривается: по-прежнему все бело вокруг; но это снег, снег,
бесконечный снег. И она уж не в лодке, она едет, как из Москвы, в повозке;
она не одна: рядом с ней сидит маленькое существо, закутанное в старенький
салоп. Елена вглядывается: это Катя, ее бедная подружка. Страшно становится
Елене. "Разве она не умерла?" - думает она.
- Катя, куда это мы с тобой едем?
Катя не отвечает и завертывается в свой салопчик; она зябнет. Елене
тоже холодно; она смотрят вдоль по дороге: город виднеется вдали сквозь
снежную пыль. Высокие белые башни с серебряными главами... Катя, Катя, это
Москва? Нет, думает Елена, это Соловецкий монастырь: там много, много
маленьких тесных келий, как в улье; там душно, тесно, - там Дмитрий заперт.
Я должна его освободить... Вдруг седая, зияющая пропасть разверзается перед
нею. Повозка падает, Катя смеется. "Елена! Елена!" - слышится голос из
бездны.
"Елена!" - раздалось явственно в ее ушах. Она быстро подняла голову,
обернулась и обомлела: Инсаров, белый как снег, снег ее сна, приподнялся до
половины с дивана и глядел на нее большими, светлыми, страшными глазами.
Волосы его рассыпались по лбу, губы странно раскрылись. Ужас, смешанный с
каким-то тоскливым умилением, выражался на его внезапно изменившемся лице.
- Елена! - произнес он, - я умираю.
Она с криком упала на колени и прижалась к его груди.
- Все кончено, - повторил Инсаров, - я умираю... Прощай, моя бедная!
Прощай, моя родина!..
И он навзничь опрокинулся на диван.
Елена выбежала из комнаты, стала звать на помощь, камериере бросился за
доктором. Елена припала к Инсарову.
В это мгновение на пороге двери показался человек, широкоплечий,
загорелый, в толстом байковом пальто и клеенчатой низкой шляпе. Он
остановился в недоумении.
- Рендич! - воскликнула Елена, - это вы! Посмотрите, ради бога, с ним
дурно! Что с ним? Боже, боже! Он вчера выезжал, он сейчас говорил со мною...
Рендич ничего не сказал и только посторонился. Мимо него проворно
прошмыгнула маленькая фигурка в парике и в очках: это был доктор, живший в
той же гостинице. Он приблизился к Инсарову.
- Синьора, - сказал он спустя несколько мгновений, - господин
иностранец скончался - il signore forestiere e morto - от аневризма,
соединенного с расстройством легких.
НАЗАД ВПЕРЁД
|
