Главная
Владельцам сайтов - надёжный заработок
Поступление за деньги
Подача документов
Математика
Сочинение
Обществознание
Результаты экзамена
Ссылки
Апелляция
Купить CD ШКОЛЬНАЯ ПРОГРАММА
Купить 1C:Репетитор.Русский язык (9-11 класс)
Учебник составлен при активном участии филологического факультета МГУ.
Купить Teach Pro. Математика 7-11 класс
Купить Тесты по математике
Купить CD Геометрия
Купить CD Математика/Начала анализа
Купить CD Тригонометрия
Купить CD Уравнения/Неравенства
|
Накануне
XXXV
На другой день в той же комнате, у окна, стоял Рендич; перед ним,
закутавшись в шаль, сидела Елена. В соседней комнате в гробу лежал Инсаров.
Лицо Елены было и испуганно и безжизненно; на лбу, между бровями, появились
две морщинки: они придавали напряженное выражение ее неподвижным глазам. На
окне лежало раскрытое письмо Анны Васильевны. Она звала свою дочь в Москву,
хоть на месяц, жаловалась на свое одиночество, на Николая Артемьевича,
кланялась Инсарову, осведомлялась об его здоровье и просила его отпустить
жену.
Рендич был далмат, моряк, с которым Инсаров познакомился во время
своего путешествия на родину в которого он отыскал в Венеции. Это был
человек суровый, грубый, смелый в преданный славянскому делу. Он презирал
турок и ненавидел австрийцев.
- Сколько времени вы должны остаться в Венеции? - спросила его
по-итальянски Елена. и голос ее был без жизни, как и лицо.
- День, чтобы нагрузиться и не возбудить подозрения, а там прямо в
Зару. Не обрадую я наших земляков. Его уже давно ждали; на него надеялись.
- На него надеялись, - повторила машинально Елена.
- Когда вы его хороните? - спросил Рендич.
Елена не тотчас отвечала:
- Завтра.
- Завтра? я останусь: я хочу бросить горсть земли в его могилу. Надо ж
и вам помочь. А лучше было бы ему лежать в славянской земле.
Елена поглядела на Рендича.
- Капитан, - сказала она, - возьмите меня с ним и перевезите нас по ту
сторону моря, прочь отсюда. Возможно это?
Рендич задумался.
- Возможно, только хлопотно. Надобно будет возиться с здешним проклятым
начальством. Но положим, мы это все уладим, похороним его там; как же я вас
назад доставлю?
- Вам не нужно будет доставлять меня назад.
- Как? Где же вы останетесь?
- Я уже найду себе место; только возьмите нас, возьмите меня.
Рендич почесал у себя в затылке.
- Как знаете, но все это очень хлопотно. Пойду попытаюсь; а вы ждите
меня здесь часа через два.
Он ушел. Елена перешла в соседнюю комнату, прислонилась к стене и долго
стояла как окаменелая. Потом она опустилась на колени, но молиться не могла.
В ее душе не было упреков; она не дерзала вопрошать бога, зачем не пощадил,
не пожалел, не сберег, зачем наказал свыше вины, если и была вина? Каждый из
нас виноват уже тем, что живет, и нет такого великого мыслителя, нет такого
благодетеля человечества, который в силу пользы, им приносимой, мог бы
надеяться на то, что имеет право жить... Но Елена молиться не могла: она
окаменела.
В ту же ночь широкая лодка отчалила от гостиницы, где жили Инсаровы. В
лодке сидела Елена с Рендичем и стоял длинный ящик, покрытый черным сукном.
Они плыли около часа и приплыли наконец к небольшому двухмачтовому
кораблику, который стоял на якоре у самого выхода гавани. Елена и Рендич
взошли на корабль; матросы внесли ящик. С полуночи поднялась буря, но поутру
рано корабль уже миновал Лидо. В течение дня буря разыгралась с страшною
силой, и опытные моряки в конторах "Ллойда" качали головами и не ждали
ничего доброго. Адриатическое море между Венецией, Триестом и далматским
берегом чрезвычайно опасно.
Недели три после отъезда Елены из Венеции Анна Васильевна получила в
Москве следующее письмо:
"Милые мои родные, я навсегда прощаюсь с вами. Вы меня больше не
увидите. Вчера скончался Дмитрий. Все кончено для меня. Сегодня я уезжаю с
его телом в Зару. Я его схороню, и что со мной будет, не знаю! Но уже мне
нет другой родины, кроме родины Д. Там готовится восстание, собираются на
войну; я пойду в сестры милосердия; буду ходить за больными, ранеными. Я не
знаю, что со мной будет, но я и после смерти Д. останусь верна его памяти,
делу всей его жизни. Я выучилась по-болгарски и по-сербски. Вероятно, я
всего этого не перенесу - тем лучше. Я приведена на край бездны и должна
упасть. Нас судьба соединила недаром: кто знает, может быть, я его убила;
теперь его очередь увлечь меня за собою. Я искала счастья - и найду, быть
может, смерть. Видно, так следовало; видно, была вина... Но смерть все
прикрывает и примиряет, - не правда ли? Простите мне все огорчения, которые
я вам причинила; это было не в моей воле. А вернуться в Россию - зачем? Что
делать в России?
Примите мои последние лобзания и благословения и не осуждайте меня.
Е.".
С тех пор минуло уже около пяти лет, и никакой вести не приходило
больше об Елене. Бесплодны остались все письма, запросы; напрасно сам
Николай Артемьевич, после заключения мира, ездил в Венецию, в Зару; в
Венеции он узнал то, что уже известно читателю, а в Заре никто не мог дать
ему положительных сведений о Рендиче и корабле, который он нанял. Ходили
темные слухи, будто бы несколько лет тому назад море, после сильной бури,
выкинуло на берег гроб, в котором нашли труп мужчины... По другим, более
достоверным сведениям, гроб этот вовсе не был выкинут морем, но привезен и
похоронен возле берега иностранной дамой, приехавшею из Венеции; некоторые
прибавляли, что даму эту видели потом в Герцеговине при войске, которое
тогда собиралось; описывали даже ее наряд, черный с головы до ног. Как бы то
ни было, след Елены исчез навсегда и безвозвратно, и никто не знает, жива ли
она еще, скрывается ли где, или уже кончилась маленькая игра жизни,
кончилось ее легкое брожение и настала очередь смерти. Случается, что
человек, просыпаясь, с невольным испугом спрашивает себя: неужели мне уже
тридцать... сорок... пятьдесят лет? Как это жизнь так скоро прошла? Как это
смерть так близко надвинулась? Смерть как рыбак, который поймал рыбу в свою
сеть и оставляет ее на время в воде: рыба еще плавает, но сеть на ней, и
рыбак выхватит ее - когда захочет.
Что сталось с остальными лицами нашего рассказа?
Анна Васильевна еще жива; она очень постарела после поразившего ее
удара, жалуется меньше, но гораздо больше грустит. Николай Артемьевич тоже
постарел и поседел и расстался с Августиной Христиановной... Он теперь
бранит все иностранное. Ключница его, красивая женщина лет тридцати, из
русских, ходит в шелковых платьях и носит золотые кольца и сережки.
Курнатовский, как человек с темпераментом и, в качестве энергического
брюнета, охотник до миловидных блондинок, женился на Зое; она у него в
большом повиновении и даже перестала думать по-немецки. Берсенев находится в
Гейдельберге; его на казенный счет отправили за границу; он посетил Берлин,
Париж и не теряет даром времени; из него выйдет дельный профессор. Учебная
публика обратила внимание на его две статьи: "О некоторых особенностях
древнегерманского права в деле судебных наказаний" и "О значении городского
начала в вопросе цивилизации", жаль только, что обе статьи написаны языком
несколько тяжелым и испещрены иностранными словами. Шубин в Риме; он весь
предался своему искусству и считается одним из самых замечательных и
многообещающих молодых ваятелей. Строгие пуристы находят, что он не довольно
изучил древних, что у него нет "стиля", и причисляют его к французской
школе; от англичан и американцев у него пропасть заказов. В последнее время
много шуму наделала одна его Вакханка; русский граф Бобошкин, известный
богач, собирался было купить ее за тысячу скуди, но предпочел дать три
тысячи другому ваятелю, французу pur sang*, за группу, изображающую "Молодую
поселянку, умирающую от любви на груди Гения Весны". Шубин изредка
переписывается с Уваром Ивановичем, который один нисколько и ни в чем не
изменился. "Помните, - писал он ему недавно, - что вы мне сказали в ту ночь,
когда стал известен брак бедной Елены, когда я сидел на вашей кровати и
разговаривал с вами? Помните, я спрашивал у вас тогда, будут ли у нас люди?
и вы мне отвечали: "Будут". О черноземная сила! И вот теперь я отсюда, из
моего "прекрасного далека", снова вас спрашиваю: "Ну, что же, Увар Иванович,
будут?"
______________
* чистокровному (франц.).
Увар Иванович поиграл перстами и устремил в отдаление свой загадочный
взор.
1859
НАЗАД
|