Главная
Владельцам сайтов - надёжный заработок
Поступление за деньги
Подача документов
Математика
Сочинение
Обществознание
Результаты экзамена
Ссылки
Апелляция
Купить CD ШКОЛЬНАЯ ПРОГРАММА
Купить 1C:Репетитор.Русский язык (9-11 класс)
Учебник составлен при активном участии
филологического факультета МГУ.
Купить Teach Pro. Математика 7-11 класс
Купить Тесты по математике
Купить CD Геометрия
Купить CD Математика/Начала анализа
Купить CD Тригонометрия
Купить CD Уравнения/Неравенства
|
Накануне
IV
- Пойдемте же кушать, пойдемте, - проговорила жалостным голосом
хозяйка, и все отправились в столовую, - Сядьте подле меня, Zoe, -
промолвила Анна Васильевна, - а ты, Helene, займи гостя, а ты, Paul,
пожалуйста, не шали и не дразни Zoe. У меня голова болит сегодня.
Шубин опять возвел глаза к небу; Zoe ответила ему полуулыбкой. Эта Zoe,
или, говоря точнее, Зоя Никитишна Мюллер, была миленькая, немного косенькая
русская немочка с раздвоенным на конце носиком и красными крошечными
губками, белокурая, пухленькая. Она очень недурно пела русские романсы,
чистенько разыгрывала на фортепьяно разные то веселенькие, то чувствительные
штучки; одевалась со вкусом, но как-то по-детски и уже слишком опрятно. Анна
Васильевна взяла ее в компаньонки к своей дочери и почти постоянно держала
ее при себе. Елена на это не жаловалась: она решительно не знала, о чем ей
говорить с Зоей, когда ей случалось остаться с ней наедине.
Обед продолжался довольно долго; Берсенев разговаривал с Еленой об
университетской жизни, о своих намерениях и надеждах; Шубин прислушивался и
молчал, ел с преувеличенною жадностью, изредка бросая комически унылые взоры
на Зою, которая отвечала ему все тою же флегматической улыбочкой. После
обеда Елена с Берсеневым и Шубиным отправились в сад; Зоя посмотрела им
вслед и, слегка пожав плечиком, села за фортепьяно. Анна Васильевна
проговорила было: "Отчего же вы не идете тоже гулять? - но, не дождавшись
ответа, прибавила: - Сыграйте мне что-нибудь такое грустное..."
- "La derniere pensee" de Weber?* - спросила Зоя.
______________
* "Последнюю думу" Вебера? (франц.).
- Ax да, Вебера, - промолвила Анна Васильевна, опустилась в кресла, и
слеза навернулась на ее ресницу.
Между тем Елена повела обоих приятелей в беседку из акаций, с
деревянным столиком посередине и скамейками вокруг. Шубин оглянулся,
подпрыгнул несколько раз и, промолвив шепотом: "Подождите!", сбегал к себе в
комнату, принес кусок глины и начал лепить фигуру Зои, покачивая головой,
бормоча и посмеиваясь.
- Опять старые шутки, - произнесла Елена, взглянув на его работу, и
обратилась к Берсеневу, с которым продолжала разговор, начатый за обедом.
- Старые шутки, - повторил Шубин. - Предмет-то больно неистощимый!
Сегодня особенно она меня из терпения выводит.
- Это почему? - спросила Елена. - Подумаешь, вы говорите о какой-нибудь
злой, неприятной старухе. Хорошенькая молоденькая девочка...
- Конечно, - перебил ее Шубин, - она хорошенькая, очень хорошенькая; я
уверен, что всякий прохожий, взглянув на нее, непременно должен подумать:
вот бы с кем отлично... польку протанцевать; я также уверен, что она это
знает и что это ей приятно... К чему же эти стыдливые ужимки, эта
скромность? Ну, да вам известно, что я хочу сказать, - прибавил он сквозь
зубы. - Впрочем, вы теперь другим заняты.
И, сломив фигуру Зои, Шубин принялся торопливо и словно с досадой
лепить и мять глину.
- Итак, вы желали бы быть профессором? - спросила Елена Берсенева.
- Да, - возразил тот, втискивая между колен свои красные руки. - Это
моя любимая мечта. Конечно, я очень хорошо знаю все, чего мне недостает для
того, чтобы быть достойным такого высокого... Я хочу сказать, что я слишком
мало подготовлен, но я надеюсь получить позволение съездить за границу;
пробуду там три-четыре года, если нужно, и тогда...
Он остановился, потупился, потом быстро вскинул глаза и, неловко
улыбаясь, поправил волосы. Когда Берсенев говорил с женщиной, речь его
становилась еще медлительнее и он еще более пришепетывал.
- Вы хотите быть профессором истории? - спросила Елена.
- Да, или философии, - прибавил он, понизив голос, - если это будет
возможно.
- Он уже теперь силен как черт в философии, - заметил Шубин, проводя
глубокие черты ногтем по глине, - на что ему за границу ездить?
- И вы будете вполне довольны вашим положением? - спросила Елена,
подпершись локтем и глядя ему прямо в лицо.
- Вполне, Елена Николаевна, вполне. Какое же может быть лучше
призвание? Помилуйте, пойти по следам Тимофея Николаевича... Одна мысль о
подобной деятельности наполняет меня радостью и смущением, да... смущением,
которого... которое происходит от сознания моих малых сил. Покойный батюшка
благословил меня на это дело... Я никогда не забуду его последних слов.
- Ваш батюшка скончался нынешнею зимой?
- Да, Елена Николаевна, в феврале.
- Говорят, - продолжала Елена, - он оставил замечательное сочинение в
рукописи; правда ли это?
- Да, оставил. Это был чудесный человек. Вы бы полюбили его, Елена
Николаевна.
- Я в этом уверена. А какое содержание этого сочинения?
- Содержание этого сочинения, Елена Николаевна, передать вам в немногих
словах несколько трудно. Мой отец был человек очень ученый, шеллингианец, он
употреблял выражения не всегда ясные...
- Андрей Петрович, - перебила его Елена, - извините мое невежество, что
такое значит: шеллингианец?
Берсенев слегка улыбнулся.
- Шеллингианец - это значит последователь Шеллинга, немецкого философа,
а в чем состояло учение Шеллинга...
- Андрей Петрович! - воскликнул вдруг Шубин, - ради самого бога! Уж не
хочешь ли ты прочесть Елене Николаевне лекцию о Шеллинге? Пощади!
- Вовсе не лекцию, - пробормотал Берсенев и покраснел, - я хотел...
- А почему ж бы и не лекцию, - подхватила Елена. - Нам с вами лекции
очень нужны, Павел Яковлевич.
Шубин уставился на нее и вдруг захохотал.
- Чему же вы смеетесь? - спросила она холодно и почти резко.
Шубин умолк.
- Ну полноте, не сердитесь, - промолвил он спустя немного. - Я виноват.
Но в самом деле, что за охота, помилуйте, теперь, в такую погоду, под этими
деревьями, толковать о философии? Давайте лучше говорить о соловьях, о
розах, о молодых глазах и улыбках.
- Да; и о французских романах, о женских тряпках, - продолжала Елена.
- Пожалуй, и о тряпках, - возразил Шубин, - если они красивы.
- Пожалуй. Но если нам не хочется говорить о тряпках? Вы величаете себя
свободным художником, зачем же вы посягаете на свободу других? И позвольте
вас спросить, при таком образе мыслей зачем вы нападаете на Зою? С ней
особенно удобно говорить о тряпках и о розах.
Шубин вдруг вспыхнул и приподнялся со скамейки.
- А, вот как? - начал он нервным голосом. - Я понимаю ваш намек; вы
меня отсылаете к ней, Елена Николаевна. Другими словами, я здесь лишний?
- Я и не думала отсылать вас отсюда.
- Вы хотите сказать, - продолжал запальчиво Шубин, - что я не стою
другого общества, что я ей под пару, что я так же пуст, и вздорен, и мелок,
как эта сладковатая немочка? Не так ли-с?
Елена нахмурила брови.
- Вы не всегда так о ней отзывались, Павел Яковлевич, - заметила она.
- А! упрек! упрек теперь! - воскликнул Шубин. - Ну да, я не скрываю,
была минута, именно одна минута, когда эти свежие, пошлые щечки... Но если б
я захотел отплатить вам упреком и напомнить вам... Прощайте-с, - прибавил он
вдруг, - я готов завраться.
И, ударив рукой по слепленной в виде головы глине, он выбежал из
беседки и ушел к себе в комнату.
- Дитя, - проговорила Елена, поглядев ему вслед.
- Художник, - промолвил с тихой улыбкой Берсенев. - Все художники
таковы. Надобно им прощать их капризы. Это их право.
- Да, - возразила Елена, - но Павел до сих пор еще ничем не упрочил за
собой этого права. Что он сделал до сих пор? Дайте мне руку, и пойдемте по
аллее. Он помешал нам. Мы говорили о сочинении вашего батюшки.
Берсенев взял руку Елены и пошел за ней по саду, но начатый разговор,
слишком рано прерванный, не возобновился; Берсенев снова принялся излагать
свои воззрения на профессорское звание, на будущую свою деятельность. Он
тихо двигался рядом с Еленой, неловко выступал, неловко поддерживал ее руку,
изредка толкал ее плечом и ни разу не взглянул на нее; но речь его текла
легко, если не совсем свободно, он выражался просто и верно, и в глазах его,
медленно блуждавших по стволам деревьев, по песку дорожки, по траве,
светилось тихое умиление благородных чувств, а в успокоенном голосе
слышалась радость человека, который сознает, что ему удается высказываться
перед другим, дорогим ему человеком. Елена слушала его внимательно и,
обернувшись к нему вполовину, не отводила взора от его слегка побледневшего
лица, от глаз его, дружелюбных и кротких, хотя избегавших встречи с ее
глазами. Душа ее раскрывалась, и что-то нежное, справедливое, хорошее не то
вливалось в ее сердце, не то вырастало в нем.
НАЗАД ВПЕРЁД
|
